Любовь! Любовь! И в судорогах, и в гробе
Насторожусь — прельщусь — смущусь — рванусь.
О милая! Ни в гробовом сугробе,
Ни в облачном с тобою не прощусь.

И не на то мне пара крыл прекрасных
Дана, чтоб на сердце держать пуды.
Спеленутых, безглазых и безгласных
Я не умножу жалкой слободы.

Нет, выпростаю руки, стан упругий
Единым взмахом из твоих пелен,
Смерть, выбью!— Верст на тысячу в округе
Растоплены снега — и лес спален.

И если все ж — плеча, крыла, колена
Сжав — на погост дала себя увесть,—
То лишь затем, чтобы, смеясь над тленом,
Стихом восстать — иль розаном расцвесть!

Марина ЦВЕТАЕВА

Непозволительно долго не касался ещё одного эпохального имени в поэзии "серебряных" - великой Марины Цветаевой. Она так широко разбрасывала талант свой среди ошеломлённого цеха великих поэтов-мужчин, что определить её точное место среди "серебряных" было немыслимо, пока я не взял за основу не мотивы и технику их напева Мариной, а глубину постижения ею в поэтическом материале того, о чём она не писать не могла. Писать и публиковаться она начала раньше Ахматовой ненамного, но к моменту выхода "Вечера" уже блистала и довольно спокойно встретила первый ахматовский сборник, ведь ее собственная первая книга вышла двумя годами ранее. Разве что подивилась совпадению названий: у нее – «Вечерний альбом», и у Анны – «Вечер», зато «Четки» привели ее в восторг. Она влюбилась! И в стихи, и, заочно, в Ахматову, хотя и почувствовала в ней сильную соперницу:

Ты солнце в выси мне застишь,
Все звезды в твоей горсти.

Тогда же, после «Четок», Цветаева назвала Ахматову «Анной Всея Руси», ей же принадлежат и еще две поэтические характеристики: «Муза плача», «Царскосельская Муза». И что самое удивительное, Марина Ивановна угадала, что судьба выписала им, таким разным, одну подорожную:

И одна в пустоте острожной
Подорожная нам дана.

Именно отсюда я, начавший читать Цветаеву годом позже Анны всея Руси, ставшей уже для меня скорбной музой тысячелетий, Марину открыл всею душою, но приблизить до уровня Ахматовой её чуть холодноватое творчество так и не смог. Она рядом, рядом где-то, но Анна... Великая Анна и помирила меня с Мариной в пылкой юности, когда я изволил позволить считать Цветаеву соперницей. Какая тебе разница, кого мыслит выше и признаёт литературное братство - твой выбор сделан единожды и на всю жизнь: Ахматова. Я читал и перечитывал Цветаеву с громадным удовольствием неспокойного сердцебиения...и тихо, трепетно возвращался к Ахматовой. Однако так тоже немыслимо! Я до сей поры постоянно возвращаюсь к Цветаевой, до болезни успел закончить маленький песенный цикл на её поэтические откровения, но только сейчас, после очередной своей смерти, да и то не сразу решил подарить из души своей для вас эту главную, но не для меня, соперницу Белого лебедя Руси. Вот она, извольте...