– Ну, вот и первая пещера знак подаёт.
Никола вынул из рюкзака полотенце с червонным арийским узором по краю и развернул. Первый сверху крест мерцал в такт со змейкой.
– Остановимся чуть выше, у той сосны, – он указал на косу у начала излучины, украшенную одинокой сосной невиданного размера, – а пока будем ставить лагерь, царевны отыщут вход в пещеру.
– Вам ведь сказывали, – он повернулся к царевнам, – что надо делать то? Ну, вот и славно, – подытожил Никола, получив утвердительный кивок.
Девочки, используя змеек, управились быстро, но никакого входа в месте пересечения лучей, не оказалось. Пометив скальный нарост, попавший в пересечение – иначе и не назвать эту выпуклость – они вернулись в лагерь. Никола внимательно выслушал всё, а при упоминании нароста усмехнулся:
– Глазастые, – и пояснил, – сие и есть нарост рукотворный, как менгиры на Сейдозере.
– Это те, что в виде светильников вдоль тропы к «старику»?
– И они, и пирамиды, и сейды, да и часть перешейка на Мотка-губе.
– А когда мы опять там будем?
– Что, проняло?! Будем, будем и не раз, а пока давайте-ка ужинать – и к пещере.
У нароста Никола повёл себя необычно: расстелил полотенце, поставил в центр («глаз дракона», вышитый двойной червонной строкой, а в вершине – солнце) круглую шкатулку с зеркальной полированной крышкой из того же металла, что и змейки. И была в ней некая субстанция, облачком нависшая над краями шкатулки. Меж тем близилась полночь, а солнце всё не являлось, скрытое за пирамидой, которую мы и заметили-то минуты назад. Никола поднял руки…и тотчас брызнул первый луч – прямо в шкатулку. Полированная часть крышки отразила его на кромку нароста через еле приметную дымку, вставшую на пути луча из шкатулки. Кромка оделась в солнечную корону…и исчезла вместе с наростом, как и не было ничего. Открылся лаз в гору. Уходя в него, я оглянулся на пирамиду. Копия той, что зрил я на горе Нинчурт: солнце зависло над её вершиной, едва касаясь её. Будто вышивка на рушнике Николы. Солнце поднялось в зенит, корона окрасила скальную грань, а всё вместе – гора Меру, как её изображают в Ведах. Уже давно они были в «зале», Никола ладил связь с Китеж-градом, а я всё пытался поймать ускользающее.
– Наставник, выходит, что рушник, – я сделал паузу, стараясь быть точнее, – тайное знание.
Мне вдруг вспомнились «Сердца трёх» Лондона.
– Как у майя узелки.
– На Украине есть песня «Ридна матерь моя…».
Никола прочёл куплет до конца и пояснил.
– Это от древней Традиции. Путника отправляли в долгий путь, а урок вышивала на рушнике мать. «На счастье, на долю…», иначе, на удачу и судьбу: на рок. Потом волхвы святили узор: тут и маршрут (путь) и его цель (урок). Есть пещеры, откуда знающие путники могут хоть в Китеж-град, хоть на Ганг попасть. Это – тонкие полевые структуры: арии о них ведали, а «пещеры» – пересечения, нулевые точки.
– Сдвинь-ка, – он повернулся к Нате, – свою застёжку на третье деление.
Сам что-то бормотнул и чиркнул в воздухе, пыхнувший алым, косой крест, а когда Ната, ойкнув, зависла в полуметре над землёй, пропел ехидно:
– Телепорта-а-а-ция, левита-а-а-ция. Вера и знание, – добавил кому-то ядовито, – и лети, коли смогёшь!
Невиданноя мною ранее гордость светилась в его взоре.
– Вы, – он ласково глянул на дев, – скоро. Обучу, делений, – он указал на браслет, – добавят, и – с Богом. А пока – со мной.
см.ранние коментарии!