Я когда-то был сыном Земли,
Для меня маргаритки цвели,
Я во всем был похож на других,
Был в цепях заблуждений людских.

Но, земную печаль разлюбив,
Разлучен я с колосьями нив,
Я ушел от родимой межи,
За пределы - и правды, и лжи.

И в душе не возникнет упрек,
Я постиг в мимолетном намек,
Я услышал таинственный зов,
Бесконечность немых голосов.

Мне открылось, что Времени нет,
Что недвижны узоры планет,
Что Бессмертие к Смерти ведет,
Что за Смертью Бессмертие ждет.

Константин БАЛЬМОНТ


Сегодня этим сокровищем души моей, ошеломительным магом любви и тайны, открывал я день. Восторг распирал меня, снова обмишулившего болезнь и ощущающего токи сили, вливающейся в моё измученное тело под золото осени и гимны "серебряных". Именно и закончить славный вечерок захотелось на той же ноте, чтобы завтра приступить, помолясь, к 4-му сонету таинственного "Золотого обруча".
У Бальмонта крайности граничат порой меж собой, как бы поддразнивая друг друга. То перед нами кудесник любви, то полный штормовых грёз странник, то вот, извольте, - Просветлённый. "Веды на ладони" - так воспринимается этот смелый и решительный набросок мирозданья, как бы предтечу его сакрального венка, о котором - завтра. Трудно предположить, что он слушал самхиты вживую, хоть от этого скитальца и переводчика полумира всего можно ждать. С Индии он провёл достаточно времени, а его умение погружаться в окружающее до полного растворения я отмечал ещё описывая его гиперборейские подвиги. Эдгар По, сам великий мистик, чуть не свалился с коня, когда этот романтический русский с глубоким шрамом, более похожий на карибского корсара, начал на слух переводить его, Эдгара, новый сонет, который По, забывшись, бормотал в седле, раскачиваясь в зарослях chaparra. Веды на слух, конечно, сложнее и глубже, но, уходя от смысла, начинаешь вживаться в их внутреннюю суть первозвука, "услышанного свыше" в начале времени мудрецами риши...и Бальмонтом. Таковы они, "серебряные"...